Едва «Бродяжка Чарли» заковылял по экрану, как столпы авангарда во главе с Гийомом Аполлинером возвестили о явлении «нового Христа». С тех пор неприлично усомниться в том, что Чаплин — единственный мастер кино, вошедший в круг таких небожителей, выразивших суть и создавших художественное эсперанто ХХ века, как Пикассо, Брехт или Кафка. Да, конечно, ХХ век — это Чарли, но, если бы Чаплин был, как принято говорить, «гуманистом», суть жестокого времени просто не поддалась бы ему. Экранный Чарли, как и реальный Чаплин, — персонаж двусмысленный, как сам ХХ век. Чарли сентиментален до слащавости и жесток до садизма, способен одновременно растрогать и ужаснуть. Нищий экранный бродяжка — двойник своего творца, богатейшего человека Голливуда. Гениального художника и не менее гениального оппортуниста, рискового и расчетливого игрока в искусстве и политике, чьи поражения столь же величественны, как его триумфы. Своего рода Дориана Грея, сменившего на своем долгом веку так много масок, что впору усомниться: было ли у Чаплина собственное лицо или он как-то раз невзначай сдал его в костюмерный цех своей студии.